врач сказала, что первые две недели будет хуже, чем было. поэтому, чтобы в очередном приступе тревоги я ненароком никуда не сиганула, ксанакс буду дополнять седативами.

на измене не могу воспринимать ничего сложнее новой главы «акиры» или серии «геройской академии», хотя продолжаю производить впечатление серьезного и вдумчивого человека, по словам декана. руки дрожат сильнее, чем до (хотя только первый день) и сил не хватает на что-то большее, чем лечь и пытаться лежать. никакого расслабления — мышцы горят, по каждому волокну идет ток и проходит под ногтями пальцев рук с легким зудом.

неделю назад снилась аня.
в огромной толпе всех моих (наших) друзей я физически чувствовала ПРИСУТСТВИЕ. та же самая аня: в черной кожанке и плотно сидящих джинсах, рыжая и худая. подумалось: а что, если мы все в весне, но в весне прошлого года, когда никто еще не знает, что должно произойти? к утру (как будто — хотя весь сон было светло) все начали расходиться, а мы остались наедине.
из ани сочился синюшный свет. я спросила, зачем она пришла. аня начала плакать.
я взяла ее на руки и понесла ее куда-то через центр города, чтобы найти уголок, куда ее можно спрятать, и вдруг страх за нее начал сменяться страхом того, что люди поймут, что я несу тело. аня в моих руках становилась все меньше и легче.
я разыскала какую-то наружную пожарную лестницу, посадила ее туда и увидела. от ани осталась тряпичная кукла. я положила ее в сумку и унесла с собой.